Пыльные этажи пропахших сыростью номеров – узкие койки, балкончики с видом на старый асфальт; в глубине тусклого коридора заспанная дежурная желчным прищуром провожает быстрый стук босоножек по вытертым коврикам, смех и грохот загружаемых в номера микрофонов, штативов и кофров.
В начале двухтысячных, каждый раз, когда Великий Кормчий проводил свой так называемый отпуск в Сочи, весь трескучий кремлевский пул селили в санатории «Дагомыс».
По утрам, прихлопнув будильник, пул покидал дагомысские потные номера и выезжал в резиденцию гаранта конституции освещать затяжные встречи, скучные двухсторонки, сенсационные завтраки и совещания, которые президент проводил в этих своих «отпусках»: Буш-старший и младший, Лукашенко (тогда еще скромно, без младшего), друг Шредер и друг Ширак, забытые губернаторы, сменившиеся министры, бессменные миллиардеры и прочие персонажи программы «Вести» пятнадцатилетней давности.
Кремлевский пул в то время пестрил замечательными персонажами. Неласковый мрамор дагомысского вестибюля должен помнить недавно завязавшего и от этого перманентно язвительного Колесникова – легендарного летописца путинской эры – пыхтящего и веселого, как поезд «Адлер-Москва», Пашу Лобкова, и серьезного, в интеллигентных очках Кондрашова, с которым мы были двумя основными пуловскими репортерами «Вестей» и всегда работали в паре.
Паша Лобков проносился по пулу, как дагомысский смерч. В те целомудренные времена он еще не гулял по Москве в костюме полового члена, но уже был главным героем пуловских удалых анекдотов. Любимая его присказка – «медвежонок маленький, покажи свой вяленький» — заставляла краснеть даже штативы.
Однажды в студеную зимнюю пору пул ковылял на автобусе в командировку в Иваново. Все, конечно, скулили, что вот, мол, нет, чтобы Великий Кормчий в Испанию полетел или хоть в Геленджик, опять ведь летит в какую-то очередную дыру…
— Ни хрена себе дыра! Восемь гей-клубов по Интернету! — мечтательно отрапортовал круглолицый Паша со своей мультяшной улыбкой.
Помнят пуловские старожилы, что именно Паша – истинный автор старинной пуловской поговорки, о которой он великодушно разрешил мне здесь рассказать.
Одним суматошным съемочным вечером, перегнав в Москву свои репортажи и надиктовав заметки, пул отправился ужинать. Было ненастно и скучно, поэтому мужики сговорились совместно потроллить Пашу на предмет его однополых пристрастий – все какое-то развлечение.
Весь ужин брутальные операторы, поглядывая на Лобкова, рассуждали, как это, должно быть, премерзко – быть геем. Паша ужинал молча, иронично покряхтывал, но в дискуссию не вступал.
Тогда кто-то из операторов пошел ва-банк.
— Вы только прикиньте, короче, как это вообще, короче, они же долбятся, ну, это, туда, короче… там же потом разрывы! – заявил оператор, продемонстрировав неожиданное знание предмета.
И тут Паша не выдержал.
— Хм, разрывы. Разрывы еще надо заслужить!
«Разрывы еще надо заслужить» надолго стало девизом нелегкой работы кремлевского пула.
Я проработала в пуле несколько лет. За эти несколько лет и за мной, разумеется, набралось много веселых и грустных, конфузных и поучительных, увлекательных и рутинных историй.
Но одна история обошла впоследствии все газеты свободного мира.
Мой 25-й день рожденья не задался с самого начала. Во-первых, тек нос. Нос тек потому, что накануне экзотический флирт с Колесниковым затянул меня в непрогретое Черное море. Был вечер, и закупорена туго была бутылка красного вина, как заметил великий. Колесников, я и корреспондент «Ведомостей» Аня Николаева невинно шлялись по пляжу. Было начало апреля, ветер, тучи и дождь. На что одна из нас предложила:
— Ну что, искупаемся?
— Обязательно! – мигом ответил Колесников.
Дороги назад не было. Мы с Николаевой сняли пальто. Николаева вынула длинные ноги из джинсов. Мы нырнули в бурое море, умирая от холода и унижения. Колесников, что удивительно, тоже нырнул. Нас с Николаевой хватило на пару минут. Или, может, секунд. Все-таки флирт не стоил таких испытаний, даже если это был флирт с Колесниковым.
Мы бросились вон из воды анорексичными афродитами в пленительных мокрых ресницах и долго вытирались колготками, стараясь делать это изящно.
И вот через несколько дней, ровно в мой день рожденья, сопя, мы стояли в пресс-центре резиденции Бочаров Ручей и ждали пресс-конференции гаранта конституции и Рахмонова – президента Таджикистана, который тогда еще был Рахмоновым – на русский манер – а не Рахмоном на независимый, как сейчас.
Пресс-конференция проходила в недавно открытом пресс-центре – с кондиционерами, стульями, розетками и даже столовой, где подавали умопомрачительные сосиски с горчицей и разливали холодную «Балтику».
Из столовой пресс-центра в то утро доносился укропный дымок свежесваренных раков. Мой отец, как всегда, наловил лучших в мире кубанских раков раскладушкой в азовских лиманах, потом я мыла их шваброй в бабушкином тазу и сварила с зеленым яблоком и чесноком.
В моем мире раки не просто еда. К сфере духа они относятся больше, чем к сфере плоти. Они выше и тоньше даже такой поэтичной вещи, как суфле из телячьей зобной железы. Драматичнее плова, яростнее бифштекса и задушевнее оливье.
Там, где я росла, раки — это и страсть, и зараза, и буднично, и высоко, и празднично, и прозаично. Они — материальное воплощение абстрактного чувства Родины. Можно сказать, один из ее неистребимых образов, с детства живущих в моей душе. Раки — это как Пушкин.
Раки объединяют людей и делают их одной крови, в том смысле, в котором это имел в виду Маугли.
Как мы ели раков! «Как я трогал тебя! Даже губ моих медью…» — к чему-то вспомнилось мне.
В общем, никто не удивился, что я притащила в пресс-центр этих раков. Наш предводитель, пресс-секретарь президента Алексей Алексеевич Громов одобрительно повел носом в сторону укропного пара.
— По какому случаю раки?
— День рожденья у меня сегодня. 25 лет.
— Поздравляю. Мне оставьте парочку, — сказал Громов и ушел в резиденцию.
Через пару часов ко мне подошла Гульнара Пенькова – прекрасная фея кремлевского пула – теперь она пресс-секретарь у Собянина, а тогда работала в кремлевской пресс-службе. Отчаянные легионы молодых репортеров проводили бессонные ночи в обнимку с паленым вискариком, мечтая, что вдруг разверзнутся дагомысские бездны, налетят мацестинские ураганы, и только ему одному, прыщавому гению, удастся вытащить из волны эту причудливую туркменско-славянскую помесь Шехерезады с Василисой Прекрасной, с ее оливковой кожей, высокими гладкими скулами, жгучими молниями из-под пугливых ресниц и улыбкой, увидев которую Анджелина Джоли уговорила бы Джулию Робертс вместе прыгнуть с пятиэтажки.
Гуля блеснула своей несравненной улыбкой и сообщила:
— Ты быстро не убегай, будет приятный сюрприз.
Пресс-конференция прошла штатно – все задали положенные и неположенные вопросы, и пресса, истосковавшись по «Балтике», начала уже диктовать в редакцию сообщения, сворачивать провода микрофонов и паковать свои камеры в твердые кофры.
И тут Великий Кормчий сказал примерно следующее:
— А еще сегодня журналистке нашего пула Маргарите Симоньян исполняется 25 лет, давайте ее поздравим.
После чего Рахмон (не Великий Кормчий!), который тогда был Рахмоновым, вручил мне аккуратный букет.
Я засмущалась, сказала «спасибо», взяла букет и ушла в столовую угощать своих пуловских хорошо уже настоявшимися лучшими в мире азовскими раками. Парочку мы, конечно, оставили Громову.
Вот, собственно, и вся история.
На следующий день, на Яме, на подоконнике вестевского этажа мы с Кондрашовым курили, обсуждая план завтрашней командировки.
Подбежал Андрюха Медведев, знаменитый вестевский военный и криминальный корреспондент. Он выглядел бы всклокоченным, если бы не был лыс.
— Ребзя, меня че-то на съемки в Кремль посылают. Вы не в курсе, там что, замочили кого-то?
В курилке загоготали.
— Ты букет-то в воду поставила? Смотри, воду потом не выливай, она целебная! – не унимался Медведев.
— Ох, припомнят тебе, Маруся, этот букет, — сказал вдруг всегда осторожный и точный в прогнозах мой друг Кондрашов.
— В связи с чем припомнят?
— А найдут, в связи с чем.
Медведев затушил сигарету о жестяную банку из-под дешевого кофе, хмыкнул, оценил нас с Кондрашовым внимательно – не по погоде смуглую меня и не по профессии бледного Андрея и сказал:
— Юнайтед калорз оф бенеттон, е…...
На этом история с букетом нами была забыта.
А зря.
Потому что через месяц фраза: «Главным редактором нового международного телеканала назначена 25-летняя Маргарита Симоньян, которой Великий Кормчий подарил букет», — облетит буквально все мировые СМИ, и еще десять лет будет повторяться ими с классическим придыханием легкой сенсации и туманных инсайдов.
